IV

Конни всегда жаловалась на головную боль. В семье даже шутили, когда Конни была не в духе: «Поберегись, у Конни сегодня головушку прихватило!» Может быть, поэтому Конни все откладывала поход к врачу. К тому моменту, когда ей диагностировали рак мозга, предпринимать что-либо было уже поздно.

Сьюзан пару раз навещала Конни в больнице. Она не хотела приходить слишком часто, чтобы не утомлять сестру и не раздражать ее. Сьюзан видела, что всякий раз, когда она сидит в палате Конни, сестра прилагает много усилий, чтобы оставаться вежливой, поддерживать разговор и не выходить из себя. Конни не любила младшую сестру, она просто хотела, чтобы Сьюзан, черт побери, оставила ее в покое. А может быть, все дело в боли. Да, наверное, все дело в боли.

Во время последнего визита – они обе не знали, что это их последняя встреча, хотя Конни, конечно, подозревала – Конни вела себя немного приветливее, чем обычно. Она даже попыталась улыбнуться, когда Сьюзан вошла в палату, спросила о Греге, поинтересовалась, как у Сьюзан дела на работе.

– О, обо мне не беспокойся! – воскликнула Сьюзан. – Это о тебе сейчас нужно волноваться!

– Нужно, чтобы ты оказала мне огромную услугу, – сказала Конни. – Я хочу, чтобы ты присмотрела за Рут, когда я умру.

– Ох. Ну… Да, конечно.

– Я не говорю, что ты должна ее удочерить или что-то в этом роде. Я имею в виду, возьми ее к себе на время, пока для Рут не найдется подходящая семья.

– Нет-нет, я уверена, Грег не будет возражать. То есть я его спрошу. Да. Он не будет возражать.

– Рут – одаренный ребенок, Сьюзи.

– Не сомневаюсь.

– Рут – одаренный ребенок.

Сьюзан спросила о Марке. Она знала, что Конни порвала с ним отношения, но он был отцом Рут, может быть, ему стоит… Может быть, он захочет… Конни сказала, что все это не имеет к Марку никакого отношения, к черту Марка, Марку плевать, живы они с Рут или нет.

– Уверена, в этом случае, мы с удовольствием присмотрим за Рут, пока ты не выздоровеешь.

Больше они ничего друг другу не сказали. Сестры какое-то время молчали, и Конни то и дело закрывала глаза. Сьюзан казалось, что сестра заснула, и теперь можно уйти, не побеспокоив ее, но стоило ей пошевельнуться, потянуться за плащом или сумкой – и Конни опять открывала глаза.

– Ты, наверное, хочешь спать, – в какой-то момент не выдержала Сьюзан. – Я тебе, наверное, мешаю.

И тогда Конни потянулась к руке сестры. Сьюзан так удивилась, что даже не отдернула пальцы. Конни изо всех сил сжала ее ладонь, но сил у нее осталось немного, и Сьюзан могла бы вырваться, если бы захотела. Сьюзан нравилась эта мысль, она почему-то успокаивала. Конни повернула голову, посмотрела Сьюзан в глаза, с трудом нахмурилась.

– Я действительно люблю тебя, – строго сказала она. Будто споря с сестрой. Будто Сьюзан только что заявила, что Конни ее не любит.

– Спасибо, – откликнулась Сьюзан. – Я тоже тебя люблю.

Когда Конни умерла, Грег поехал забрать Рут из школы-интерната, а Сьюзан предложил остаться дома и подготовить гостевую комнату. Сьюзан спросила, нужно ли ей приводить в порядок весь дом. Грег сказал, что оставляет это решение на ее усмотрение.

Рут было шесть лет, и Сьюзан видела племянницу каждый год на Рождество, а значит, поняла она, в целом они с Рут встречались всего шесть раз. Каждый год она покупала Рут игрушки, пока Конни не предложила ей просто присылать чек, чтобы Конни могла выбрать что-то более подходящее. Сьюзан всегда было любопытно узнавать на Рождество (они собирались всей семьей двадцать шестого декабря), что же она подарила племяннице в этом году. Однажды это оказался калькулятор, на следующий год – стетоскоп! Сьюзан думала, что подарки выбраны с умом, и от этого и себя чувствовала умной, ведь она тоже приложила к ним руку.

Еще Сьюзан никогда не могла запомнить, как же Рут выглядит, девочка так менялась от года к году. Впрочем, не к лучшему – выглядела она весьма заурядно. Сьюзан это нравилось. Заурядная внешность племянницы свидетельствовала о том, что у них есть что-то общее. Что они могут подружиться. И при мысли о том, что они могут подружиться, у Сьюзан сводило желудок, поскольку теперь она обрела какую-то надежду. Ей очень хотелось подружиться с Рут, но в то же время она боялась, что что-то сделает не так и этим сразу все испортит.

Пока Грега не было, она убрала во всем доме – дважды. Переставила всю мебель в гостиной, надеясь, что Рут это понравится. Она знала, что Рут маленькая, растерянная и скучает по маме. Но все же Сьюзан надеялась, что теперь, когда стереосистема уже не стоит рядом с телевизором, Рут будет в гостиной намного уютнее.

Сьюзан просила Грега позвонить ей за десять минут до приезда, но он то ли забыл, то ли просто решил этого не делать, и когда она услышала, как ключ поворачивается в замке, то чуть не запаниковала. Она посмотрела в зеркало, пригладила волосы, метнулась к входной двери, потом передумала и решила, что стоит встретить племянницу в кухне.

– А вот и мы, вот и мы! – воскликнул Грег.

Опять пригладив волосы – теперь ее прическа была в идеальном порядке – Сьюзан вышла из кухни.

– Привет-привет! – сказала она.

– Привет! – ответил Грег.

Он указал на малышку, стоявшую рядом, взмахнув руками, как заправский джазовый музыкант, словно говоря: «Та-дам!» – и слабо улыбнулся. Он будто собирался сказать: «Это Рут», но до этого так и не дошло.

Странно, но Сьюзан почему-то захотелось пожать девочке руку. Абсурдное желание. Присев на корточки, она открыла объятия. Рут вежливо приобняла тетю.

– Как добрались? – спросила Сьюзан.

– Нормально, – ответил Грег.

– Под ливень не попали?

– На Третьей автостраде поморосило немного.

– Я хочу, чтобы ты тут чувствовала себя как дома. – Сьюзан посмотрела на Рут. Не на Грега – на Рут.

Девочка кивнула.

– Что хочешь на ужин? Ты, должно быть, проголодалась. Я могу приготовить твое любимое блюдо. Что ты любишь больше всего?

Рут, подумав немного, сказала, что у нее нет любимого блюда.

– Любишь рыбные палочки?

– Наверное…

– Тогда на ужин будут рыбные палочки.

И они все поужинали рыбными палочками – совершенно нормальный ужин. Сьюзан засы́пала Рут вопросами. Ей нравилось в школе? Хорошая была школа? Какой ее любимый предмет? Любимого предмета у Рут не было, как и любимого блюда. Сьюзан подумала, в чем же Рут такая одаренная, но решила, что вскоре и так это узнает.

– Мне жаль, что с твоей мамой такое случилось, – вдруг сказала она, и слезы навернулись ей на глаза. Она и сама не понимала почему. – Я сделаю все, что только могу. Мы с дядей Грегом сделаем все, что только можем. Знаешь… Мы рядом. Мы все исправим. Мы не умрем. Мы будем рядом с тобой всегда.

А потом она встала и принялась убирать со стола.

Сьюзан попросила своего начальника в банке об отпуске – ей нужно было свободное время, чтобы присматривать за племянницей. Ей сказали, что прекрасно справятся без нее, мол, она может не выходить на работу, сколько будет нужно.

– Мы можем поклеить у тебя в комнате новые обои, – предложила Сьюзан. – Можем обставить ее так, как было у тебя дома.

Но Рут сказала, что ей и так все нравится.

– Можем сходить в кино. Ты любишь кино? Или, может быть, пройдемся по магазинам?

И они пошли в кино, а потом прошлись по магазинам. Сьюзан лихорадочно раздумывала, чем бы еще занять малышку.

– Чем тебя порадовать? – спросила она, когда они шли домой.

Рут остановилась и глубоко задумалась, словно этот вопрос требовал серьезного философского подхода, а затем ответила, что не знает.

На похоронах Сьюзан сумела расплакаться, ощущая, что этим выполняет сестринский долг. Рут не пролила ни слезинки. Конни была точно такой же, она не плакала на папиных похоронах, и на маминых тоже, и тогда Сьюзан восхищалась мужеством сестры, но сейчас это просто казалось неправильным. Пока священник читал молитву, Сьюзан смотрела на личико племянницы – и видела в ней холодность Конни. Рут жила с ними, но она была дочерью Конни – от и до, и Сьюзан знала, что она никогда не станет ее дочерью.