Он пошел дальше, и Кит двинулась следом – туда, где на площадь выходила людная улица. Обернувшись через плечо, она посмотрела на дом, из которого они только что ушли, и волосы на ее затылке едва не встали дыбом. Ей показалось, что в окне на одном из верхних этажей колыхнулась занавеска, но больше она ничего не увидела. Кит ускорила шаг, чтобы поспевать за инспектором.

VI

– Сколько времени прошло, Кит? – спросил Луций, хотя знал ответ так же хорошо, как и она.

– Двадцать два дня, плюс-минус несколько часов, – ответила она, надевая капор и завязывая ленты под подбородком.

Кит нашла кое-какую старую одежду на дне комода Луизы, эти вещи не видели света уже много лет. Аметистового цвета жакет с высоким воротом, жемчужными пуговицами и красными оборками; юбка того же фиолетового оттенка, окаймленная вычурным кружевом с вкраплением алых шелковых розочек. Рукава длиной в три четверти венчались гофрированными манжетами. Одежду пришлось немного ушить – грудь у матери была несколько пышнее, чем у нее. На спинке кровати Луция висело красновато-синее бархатное манто, вызывающе расшитое черным бисером.

– Возможно, он исчез? Закончил? – с надеждой спросил мальчик, но Кит покачала головой.

– Нет. Мэри Джейн говорит, что он не закончил. Он просто выжидает, пока стихнет шумиха, пока мы перестанем обращать внимание. – Она встала, разгладив ткань. Подобно Энни Чэпмен, девушка носила в холода несколько нижних юбок. – Как я выгляжу?

Луций пожал плечами. Он явно не хотел ранить чувства девушки, что и дало Кит понять, что она достигла своей цели. Вместе с нарядом она нашла косметику матери, и сейчас ее щеки были нарумянены, губы накрашены яркой киноварью, а глаза подведены. Глядя на свое отражение в небольшом зеркальце в комоде Луция, Кит думала, что напоминает клоуна, тем не менее ее облик был похож на внешний вид уличных проституток, виденных ею в Уайтчепле. Макияж не должен быть незаметным, наоборот, он служит маяком, красным фонарем, говорящим: «Да, я та, кто ты думаешь, иди сюда».

– Кит, это будет опасно? – Голос брата дрогнул – единственный признак страха, выказанный им за все время, что он с воодушевлением слушал истории о виденных ею преступлениях и их последствиях.

Он понял, что на этот раз его сестре по-настоящему угрожает опасность.

– Нет, милый, – соврала Кит, покачав головой. – У меня с собой дубинка. – Она похлопала по рукаву, где прятала оружие. – И другие констебли будут неподалеку. Не бойся, я не какая-нибудь там беззащитная жертва.

– Но что, если матушка тебя увидит?

– Мать приняла лекарство, Луций, она проспит до утра, а миссис К. на собрании церковного хора – или у нее сегодня спиритический сеанс?

Кит уже жалела о своем решении переодеться дома, но переносить в схрон еще больше одежды и аксессуаров было слишком хлопотно. Вдобавок она жалела о том, что рассказывала о своих приключениях брату – она делала это, чтобы развлечь его, пока он вынужден находиться в четырех стенах, а не чтобы заставить волноваться. Кит присела у кровати и положила ладонь на худое плечо Луция.

– Посмотри на меня, милый: я буду в полной безопасности. Я настороже, и за мной будут присматривать. Не бойся. Разве я когда-нибудь тебе лгала?

Тот помотал головой.

– Я всегда вернусь к тебе, Луций, на это ты можешь рассчитывать. К тому же, любой, кто решит, что может завалить меня, не знает, во что ввязывается.

Кит улыбнулась, и Луций, хихикнув, неохотно улыбнулся в ответ. Она обняла брата, его тонкие руки обвились вокруг нее – в них почти не было силы.

– Будь осторожнее, Кит.

– Я всегда осторожна. А теперь гаси свет, никакого чтения, уже и так поздно. – Она открыла дверь. – Я зайду утром.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Кит стремительно шла по улицам, держась середины дороги, чтобы нападающим пришлось выйти на свет. Вглядываясь в вечернюю мглу, она старалась замечать силуэты и движение. Забавно, думала Кит, но, едва переодевшись в женскую одежду, она сразу почувствовала себя слабой. В полицейской форме, в каске, с дубинкой, в мундире с сияющими серебряными пуговицами она чувствовала себя неуязвимой; не хватало фонаря, которым она разгоняла тьму.

В потрепанной бархатной сумочке были наручники, свисток и кастеты, а также ее блокнот и карандаш. Из-за спрятанной в рукаве дубинки рука не сгибалась, и ее приходилось держать вытянутой. Каблуки стучали по мостовой с такой силой, будто кричали: «Вот она я», будто блеял потерявшийся ягненок.

Кит дрожала – и не только от холода – и вошла в полицейский участок с огромным облегчением. Там ее встретили свистом и добродушными – в основном – тычками под ребра. Четверо других молодых констеблей, безбородых и гладкокожих (ну, не менее гладкокожих, чем большинство уайтчепльских шлюх) были наряжены в платья разного качества и вкуса. Кит с удивлением обратила внимание, что констебль Уоткинс выглядел куда более женственно, чем она сама; к тому же он был бледен, измотан и встревожен. Эйрдейл, стоявший в толпе констеблей, назначенных следить за «шлюхами» под прикрытием, презрительно смотрел на каждого из парней, но бо́льшая часть ненависти все же досталась Кит.

– Довольно, констебль, – раздался голос Мейкписа. Инспектор спускался по лестнице. За ним следовал Эбберлайн. – Эти молодые люди страдают во имя долга и защиты Уайтчепла. Нет нужды очернять их, особенно когда они идут на такие жертвы. Милое платье, Уоткинс.

Собравшиеся расхохотались. Эбберлайн и Мейкпис переглянулись, кивнули друг другу, затем Эбберлайн вышел вперед, шагнув в кольцо, образовавшееся вокруг переодетых констеблей. Он откашлялся и заложил руки за спину. Стекла его очков поблескивали на свету, отчего глаз было не разглядеть.

– Вы все знаете, куда должны идти, что делать, за кем смотреть. Никому из вас не нужно рисковать зря. Этот человек – этот монстр – никуда не делся. Он не оставил своих дел. Он ждет, пока мы перестанем беспокоиться, господа. Не дайте ему шанса продолжить.

Инспектор в точности озвучил мысли Кит, от этого ей стало не по себе. Мейкпис заметил это и кивнул ей. Девушка восприняла этот жест как «взбодрись, Касвелл» и кивнула в ответ. Краем глаза она заметила, что Эйрдейл увидел этот обмен жестами и оскалился в отвращении. Кит подавила горестный вздох: не хватало только, чтобы ее считали любимчиком инспектора! Мейкпис, однако, ничего не заметил. Он хлопнул в ладоши, приказал: «На выход!» – и толпа рассосалась.

Томас Райт подошел к ней сбоку, едва они вышли через двери. Сжав плечо девушки, он бросил: «Крепись, парень». Кит ускорила шаг и направилась к началу своего маршрута на Коммершал-роад. Райт будет идти за ней, прячась в боковых улочках или подъездах, и следить. Кит не завидовала Уоткинсу, за которым должен был присматривать Эйрдейл: парень шел, склонив голову, а губы крупного полицейского зашевелились, сплевывая сгусток слюны. Кит отвернулась, выбросила Эйрдейла из головы и устремилась в ночь.

Спустя всего несколько минут после первого поворота из вечернего тумана вышла Мэри Джейн Келли.

– Ты слишком красивая, слишком свежая и ни разу не напуганная – совсем не похожа на новенькую.

– Поверь мне, я очень даже напугана, – пробормотала Кит.

Келли рассмеялась.

– Только идиот подойдет к тебе, ты слишком чистая и опрятная! – Она как ни в чем не бывало прислонилась к кирпичной стене, окинула взглядом улицу и продолжила: – Мужчины, которые ищут неопытных молоденьких девушек, не ходят по улицам. Они идут в бордели, где для них все организуют надежные мадам. Люди, которым нужно такое, знают, что за это нужно платить, и платить хорошо. Мужчина знает, что девушка ходит по улицам лишь потому, что не нашла себе местечка в уютном борделе, а значит, за нее не готовы платить.

– Это все очень познавательно, мисс Келли, но вы не особо помогаете. Полагаю, вы отпугиваете моих клиентов, – сказала Кит, хотя на самом деле была рада компании, пусть и ненадолго.