Райт, сердитый, по-отечески заботливый, смирившийся с тем фактом, что Кит – девушка, часто навещал ее как в больнице, так и позже, да еще и приводил с собой жену и детей, будто Кит была каким-то цирковым аттракционом. Эбберлайн прислал ей цветы – Кит не знала, как много ему известно, да ей и не было до этого дела.

– Сэр Уильям весьма щедр, – ответила Кит, разглаживая темно-зеленую поплиновую юбку.

Ее волосы немного отросли, а на щеках, глядя по утрам в зеркало, она видела румянец, но все еще была слишком худой, хотя послушно ела все, чем кормила ее миссис К.

– Да уж, весьма щедр, – согласился инспектор, скользя взглядом по богатой обстановке гостиной.

Это был один из маленьких домов в районе, не слишком роскошный, но очень милый, хорошо обставленный и расположенный на самом дорогом участке земли в Мейфейре – по другую сторону парка от собственного дома сэра Уильяма.

Кит все еще не могла привыкнуть к тому, что у нее есть горничная и лакей. Но миссис К. с восторгом приняла на себя обязанности домоправительницы – собственный дом она удачно сдала в аренду семье из девяти человек – и была счастлива командовать всеми остальными, стараясь устроить все для мисс Кэтрин и мастера Луция. Кит закатывала глаза и угрожала выгнать женщину, если она еще раз назовет ее так.

– Очень, – согласилась она.

Мейкпис кивнул, сделал глоток весьма недурной мадеры, которую принесла миссис К., и спросил:

– Это было его собственное решение?

– По большей части да, хотя и пришлось поднажать. Сэр Уильям не хотел, чтобы люди его круга узнали, что его личный секретарь оказался не кем иным, как Джеком-потрошителем, убивающим людей ради черной магии.

– Поверит ли кто-нибудь в подобную несусветную чушь?

– А это неважно, мистер Мейкпис. Даже ничтожная капля грязи разрушает безупречную репутацию. В тот же миг, как Дугласу предъявили бы обвинение, люди стали бы говорить, что всегда знали, что с ним что-то не то.

– Бедный сэр Уильям, – вздохнул Мейкпис.

Кит улыбнулась, затем рассмеялась.

– Не беспокойтесь так по поводу старика. Он привязался к Луцию, и, хотя и любит поговорить о шантаже, я ему тоже нравлюсь. Этот дом принадлежит мне, на счету в банке значительная сумма, а сэр Уильям позаботился о том, чтобы за Луцием присматривали врачи.

– Думаете, он снова начнет ходить?

Девушка пожала плечами.

– Возможно, но если нет, я смогу о нем позаботиться.

– А что с вашей матерью? – поколебавшись, спросил Мейкпис.

Последовала долгая пауза, а затем Кит ответила на вопрос, которого инспектор не задавал.

– Мой отец погиб из-за своей доброты. Почти три года назад на улицах Лаймхауза он наткнулся на девушку, внучку аптекаря. Ее ударили дубинкой и пырнули ножом – и те двое, что сделали это, стояли тут же. Отец попытался защитить девушку, и эти люди напали на него. Они оба умерли. Окружающие просто смотрели, боясь вмешаться, а после с радостью пересказывали эту историю. – Кит посмотрела в окно на маленький садик, запорошенный снегом. – Я хочу думать, что они не были одиноки, когда их поглотила тьма. – Кит подумала о Мэри Джейн, о Кэти, Элизабет, Полли и Энни, таких одиноких в смерти. – После этого мою мать охватило отчаяние. Вы должны понять, инспектор, она уже не та женщина, что была, – и мне приходится каждый день напоминать себе об этом. Та женщина делала все, что в ее силах, чтобы мы оставались вместе, чтобы у нас была еда, одежда и дом. После того как священник умирает, его семья никому не нужна. Когда моя мать вышла за отца, собственная семья отреклась от нее – конечно, она была выше его по рождению, но женщина, вступая в такой брак, теряет свое положение, а статус мужчины едва ли становится выше. Я повстречала женщину, которая взяла меня в подмастерья, хотя, по правде говоря, я была худшей модисткой, когда-либо посещавшей ее лавку. Какое-то время мы жили на мое жалование, но едва сводили концы с концами, а болезнь Луция не делала жизнь проще. Мама обратилась к своей семье. Она молила свою мать принять ее обратно ради внуков. Но та отказала. Не предложила даже корзинки еды, чтобы покормить нас. Насколько же нужно быть жалкой, чтобы отказать в такой просьбе! – Кит опустила взгляд на руки, которые сцепила перед собой, потом поднялась и принялась мерить комнату шагами. – И вот однажды ночью – это было до того, как мы поселились у миссис Киттридж, в куда менее приличном доме, жильцы которого не суют нос в чужие дела, мать поцеловала нас на ночь, а когда решила, что мы спим, накрасила щеки и губы, подвела глаза углем, как цыганка. Она распустила волосы и надела единственное платье, оставшееся у нее от прошлой жизни, в которой она была дочерью богача, алое бальное платье с кружевами, расшитое янтарем, будто темными звездами. Я спряталась и смотрела с лестницы, как мама с королевским достоинством выходит через парадную дверь, чтобы заработать нам на пропитание, инспектор. Думайте что хотите, но ради нас моя мать готова была пойти на все.

– И что произошло? – тихо спросил Мейкпис, словно опасаясь, что звук его голоса разрушит доверие, что Кит перестанет говорить и он больше не сможет присутствовать при том, как переплетение ее слов пробуждает к жизни другое время, другое место и людей, которых больше не было.

– Однажды ночью она вернулась домой побитая, в синяках, в порванном платье и с почти оторванным ухом. Ее порезали, на животе остались шрамы, которые вам не стоило бы видеть. Мама выжила, но какая-то ее часть умерла. Вот здесь. – Кит постучала пальцем по виску, а потом коснулась сердца. – И здесь. И будто этого было мало, один из тех грязных ублюдков заразил ее.

– Сифилис?

Кит кивнула.

– Она гниет изнутри. От мозга до самой сердцевины, инспектор. Каждый день она все более неуравновешена, и я больше не могу приглядывать за ней.

– Так она…

– Сэр Уильям был очень щедр. Я уже задумывалась, не знал ли он ее до этого, но старик ничего не скажет. Я вспоминаю, что Мэри Келли упоминала о его визитах к девушкам до болезни. Он позаботился о том, чтобы устроить маму в санаторий неподалеку от Виндзора. Луций, миссис К. и я навещаем ее раз в неделю, хотя она все еще не говорит со мной и впадает в ярость при виде меня, так что обычно я остаюсь в холле и читаю. – Кит безрадостно рассмеялась. – Удивительно, инспектор, не правда ли? Она судит меня строже за то, что я переоделась мужчиной и вошла в ваш мир, чем я судила ее за то, что она была шлюхой.

Мейкпис не знал, что ответить, поэтому сменил тему.

– И вся эта… магия, которую я видел в вас, весь этот огонь – все исчезло?

Кит уклонилась от прямого ответа:

– Это была не я, не моя сила. Это была их сила, сила ведьм, я стала лишь инструментом.

– Что вы будете делать дальше?

– О, мне есть чем заняться, есть кое-какие дела, – ответила Кит, не распространяясь дальше.

Какое-то время они сидели в тишине, затем Кит улыбнулась и сказала:

– Не хочу показаться грубой, инспектор, но уже время физической терапии Луция.

– Конечно.

Мейкпис поднялся, и девушка проводила его к двери. Когда она подошла ближе, это, казалось, парализовало инспектора. Он возвышался над Кит, глядя на нее сверху вниз, а затем поднял свою большую руку и положил ее Кит на плечо, туда, где все еще были бинты. Наклонившись, инспектор собрался заговорить.

– Не обманывайте себя, Мейкпис, я не буду ничьей шлюхой. – Губы Кит были рассерженно поджаты.

Мейкпис, покраснев, пробормотал извинение, натянул плащ и торопливо сбежал по ступенькам.

Кит задумалась, увидит ли его снова, и решила, что это, наверное, неважно.

Онс смотрела инспектору вслед, пока тот шел по улице, а затем ее внимание привлекло какое-то движение. У ограды частного парка, в который лакей будет выносить Луция, когда настанет весна, где, как надеялась Кит, он когда-нибудь сможет гулять самостоятельно, стояла женщина.

Невысокого роста, с темно-каштановыми волосами, в платье цвета листвы, в короткой черной накидке и чистом белом переднике. Но что-то было с ней не так – ее очертания дрожали, размывались, колебались между этим миром и иным. Прячась за ее призрачную юбку, за ноги женщины держался ребенок, который смотрел на Кит смущенным взором.